как надеялась, что оно перерастет в восстание в королевстве, что тоща нанейженитсягерцогдеГиз, что ее объявят регентшей, ееюногосына, герцога деВернейля—королем, агерцога д’Эпернона—констаблем и что она располагает доказательствами этих истин».

В письме от 18 января 1611 г. Фоскарини заявлял: «Пока непонятно, почему так поступает вышеназванная мадемуазель: из-за своего безумия или из желания опорочить герцога д’Эпернона и всех остальных».

Чтобы пустить следствие по ложному следу, прокурор Ла Гель по приказу королевского двора обвинил д’Эскоман в «колдовстве, изготовлении фальшивых денег и прочих преступлениях». Разразился такой скандал, что Первый председатель суда Ашилл де Арлей приказал прокурору удалиться. Тогда главный адвокат Сервен потребовал ареста герцога д’Эпернона, но, видимо, его не поддержали, и судьи перенесли обсуждение этого требования на другой день под предлогом того, что «ввиду важности данного вопроса необходимы более зрелые размышления» (см.: Письмо Фоскарини сенату Венеции).

Узнав о требовании арестовать его, д’Эпернон пришел в ярость и пригрозил главному адвокату, что убьет его.

30 января 1611г. Первый председатель Ашилл де Арлей вызвал к себе домой маркизу де Вернейль и допрашивал ее пять часов подряд. Узнав об этом, Мария Медичи послала спросить у де Арлея, что он думает о данном процессе. Ответ был весьма красноречив, хотя и очень таинствен: «Скажите королеве, — ответил де Арлей посыльному, — что Бог определил мне жить в этом веке для того, чтобы видеть и слышать странные вещи, которые, я думал, мне никогда в жизни не доведется увидеть или услышать» .

Дворянин-посыльный, желая понять его намерения, чтобы доложить о них королеве, лицемерно заметил ему, что нет никаких доказательств, подтверждающих обвинения, выдвинутые Жаклин д’Эскоман. В ответ на это Ашилл деАрлей, воздев руки к небу, возразил:

«Доказательства? Их даже слишком много!»

Такой оборот дела никак не мог успокоить д’Эпернона, который уже видел себя раздираемым на части четырьмя лошадьми после обычных и специальных пыток, после пыток раскаленными щипцами с различными сопутствующими приспособлениями. Изо дня в день он с бьющимся сердцем вопрошал Антуана Сегье, главного адвоката парижского парламента, о ходе расследования. Наконец,

^ Возможно, Первый председатель намекал здесь на некоторые оправдания и мотивы эротического характера, объясняющие сексуальное рабство, в котором Генриетта д’Антрэг так долго смогла держать Генриха IV, вплоть до того, что он соглашался на все, даже на то, чтобы поставить свою жизнь под угрозу. Не будем этому удивляться. Принц де Конде, отец герцога Энгьенского, умерший по милости своей любовницы Софи Дейвс, бывшей лондонской проститутки, и с помощью ее любовника, признавался своим близким, что терпел иногда от этой дамы даже побои, так как не мог обходиться без особых услуг, которые она умела ему оказывать в области эротики, ему, девятому принцу династии Бурбонов — Конде.