вещало пламя факелов, она держалась так же просто, как и в той деревне Домреми, где прошла ее юность.

Герцог де Бриссак как-то по телевидению заявил, что единственным положительным качеством, специфически присущим подлинной знати, возможно, является способность командовать, передаваемая по наследству. В конце концов при жизни Жанны всему двору и всем высшим чиновникам была известна тайна ее происхождения, фактически не бывшая тайной ни для кого.

В Орлеане Жак Буше, главный казначей герцогства и великий казначей лондонского пленника — Карла Орлеанского, обращаясь к Девственнице, сказал: «Добро пожаловать, Дама Жанна, благородная принцесса!»

Жан, граф д’Арманьяк, дядя Карла Орлеанского, заканчивал в июле 1429 г. свое письмо Девственнице следующими словами: «Моя дражайшая Дама, смиреннейшим образом вверяю свою судьбу в ваши руки!» А ведь он-то доподлинно принадлежит к королевской семье: он — граф д’Арманьяк, граф де Родез, граф де Карла, виконт де Ломань, де Комменж, д’Анвиллар, де Шаролэ. В те времена он был могущественнейшим из сеньоров герцогства Аквитании. И это он-то так пресмыкался перед дочерью жалких землепашцев? Историки-приспособленцы просто-напросто ни в грош не ставят своих читателей...

Точно так же тогдашний итальянский летописец Лоренцо Буо-нинконтро в своем сообщении о Жанне называет ее «принцессой» (Процесс, IV, 50).

В «Летописи парижского горожанина», сочиненной священником, принадлежавшим к бургундской партии (рукопись находится в библиотеке Ватикана), в рассказе о церемонии отречения на кладбище Сент-Уэн в Руане одним словом подтверждается все сказанное выше. Это слово, исходящее от такого очевидца, стоит всяких возможных объяснений: «1431 год — в канун праздника Тела Господня, каковой в этом году приходился на 30-й день мая названного 1431 года, Даме Жанне, плененной под Компьеном и называемой Девственницей, было в сей день сделано наставление в Руане» (указ. соч.).

Если припомнить, что обращение Дама применялось в те времена только к девочке, девушке или женщине, обязательно принадлежавшей к высшей знати, тогда как женщины и девушки буржуазии должны были довольствоваться званием (обращением) «демуазель», то придется согласиться, что составитель «Летописи парижского горожанина», каким бы «бургундцем» он ни был, принимает здесь за данность тот факт, что Жанна Девственница в разночинцах не числилась!

Понятно также, что Мартен Ле Фран, папский секретарь, пишет в ту же эпоху: «За гордого принца сошла бы, а не за простую пастушку!»