Далее автор описывает различные действия турок, которые тревожили крестоносцев, остававшихся на месте весьма долго, до самого конца 1249 г., поджидая прибытия брата Людовика IX, Альфонса Пуату. Наконец, Альфонс прибыл в декабре 1249 г., и тогда состоялось совещание о том, куда идти. Многие предлагали напасть на Александрию, но брат короля, граф Артоа, настаивал на необходимости овладеть Каиром говоря, что «для умерщвления змеи нужно раздавить ей голову». Мнение графа было принято, и войско, оставив королеву Маргариту с гарнизоном в Да-миетте, тронулось далее вверх по рукаву Нила, постоянно сталкиваясь с мусульманами; наконец, 19 декабря крестоносцы подошли к городу Мансу-ре, отделявшемуся от них каналом Ашмуном; по ту сторону канала стояла мусульманская армия под начальством Сцецедуна (Факреддин), которого пожаловал в рыцари император Фридрих II. Султан Неджмеддин умер незадолго до этого времени, а на престол вступил его сын Туран-шах. Затем следует описание самой осады Мансуры: христиане строят машины, стоя на берегу, противоположном крепости, и стараются под их прикрытием навести мост через канал; мусульмане со своей стороны перевозят отряды и беспокоят христиан с тыла, употребляя все усилия, чтобы уничтожить осадные работы христиан. Однажды вечером (это было уже в начале 1250 г.) турки подвели машину, которую они называют камнеметательницей (la perriere); она могла причинять страшное зло, и установили ее против нашей башенной машины (chaz chateilz), которую сторожил в эту ночь Готье де Кюрель вместе со мной. Из своей машины они бросили на нас в изобилии греческий огонь (feu gregois), вещь самую ужасную, какую когда-либо я видел. Когда добрый витязь Готье, мой товарищ, заметил этот огонь, он закричал и сказал нам: «Мы погибли безвозвратно; если они подожгут нашу машину, то и мы сгорим; если же мы ее оставим, нам будет стыдно. Я же думаю, что нас теперь никто не может спасти, кроме Господа Бога; а потому советую всем, каждый раз, когда они пустят в нас греческим огнем, бросаться на локти и на колени и взывать к всемогущему Богу о помиловании». Лишь только турки бросили огонь в первый раз, мы легли на локти и на колени, как то нам советовал добрый человек. И упал огонь в этот раз между наших двух машин, на место, которое вырыли наши люди, чтобы отвести реку в сторону. Этот огонь был потушен немедленно человеком, которого мы имели при себе на такой случай. По наружности этот огонь был таков, что издалека представлялся величиной с винную бочку и сзади имел хвост в несколько фут. Он производил такой шум, как будто бы молния падала с неба, и представлялся мне огромным драконом, летящим по воздуху; свет его был так силен, что в нашей армии делалось светло, как днем, таково было его пламя. В эту ночь они три раза бросали греческий огонь из камнеметательницы и четыре раза при помощи арбалета с башни. И всякий раз, когда наш добрый король святой Людовик видел как они бросают огонь, он кидался на землю и протягивал руки, поднимая лицо к небу. И он взывал громким голосом к нашему Господу и говорил, плача, со слезами: «Господи (beau sire), Иисусе Христе, спаси меня и людей моих!» И поверьте мне, его добрые молитвы и просьбы послужили нам в помощь. Кроме того, всякий раз, как огонь падал перед нами, он посылал к нам одного из своих камергеров (chambellans), чтобы узнать, в каком мы положении и не истребил ли нас огонь. Далее следует описание других случаев, более удачных для сарацин и несчастных для крестоносцев: турки успели сжечь главные осадные орудия христиан.