Никто не обращался к его правосудию втуне: он был одинаков для членов своей семьи и для всех своих подданных. Армянский купец потребовал его самого в суд и притом несправедливо; он не только не отказался защищать себя, но после суда еще наградил купца за хорошее мнение о нем и о его судьях. Его слава в этом отношении была так распространена, что его тревожили жалобами и просьбами во всякий час дня. Однажды, после долгих занятий общественными делами, он удалился из толпы, чтобы отдохнуть, как вдруг является мамелюк с требованием выслушать его. Саладин просил прийти на следующий день. «Мое дело не терпит отлагательства», отвечал мамелюк и бросил ему свою просьбу почти в лицо. Султан, не оскорбляясь, поднял прошение и, найдя его справедливым, дал удовлетворение мамелюку. Другой раз, когда он рассуждал со своими вождями, женщина подала ему записку; он приказал ей подождать. «К чему же, закричала она, ты считаешься нашим властителем, если не хочешь быть нашим судьей?» «Она права», отвечал султан. Оставив немедленно собрание, он вышел к ней и исполнил все, что она требовала. Мы не достигли бы конца, если бы захотели привести все, что говорят арабские писатели, и особенно Боаэддин, о правосудии Саладина и его благочестии. Боаэддин старался выставить все доблести своего героя и с намерением умалчивал о пороках, которые пятнали его. Потому, следуя показаниям только этого историка, мы составили бы себе весьма неполное понятие о характере и политике Саладина. Всякий раз, когда султаном овладевало честолюбие, он отлагал в сторону всякую правду и умеренность; история его войн представляет тому много доказательств, но вот еще один случай, тем более поразительный, что он относится к последнему году жизни Саладина и не оправдывается даже каким-нибудь жалким предлогом; мы заимствуем его у Ибн-Ала-тира. «После заключения мира, когда король Англии (Ричард) отправился в свою страну, и мусульмане могли предаться покою, Саладин призвал к себе в Дамаск брата Малек Аделя и сына Малек Афдала, и сказал им: "Вот мы и освободились от франков; с этой стороны нет более никакой опасности. Куда устремить теперь наши силы?" Малек Адель предложил идти на покорение Келата в Великой Армении, владение которой было ему давно обещано, если страна будет завоевана. Малек Афдал, напротив, предлагал напасть на провинции Малой Азии, находившиеся тогда во власти детей Килидж Арсла-на, прежнего султана Иконии. "Эта страна, говорил он, более важная, чем Келат, более населенная, более богатая и более легкая для завоевания; кроме того, там лежит дорога, по которой идут христиане, когда они отправляются сухим путем: овладев этой страной, мы загородим проход.""Какое малодушие, какая близорукость! прервал султан. Я беру на себя одного завоевание Малой Азии: а ты, брат, взяв часть армии и одного из моих сыновей, пойдешь покорять Келат. Когда я кончу свое дело, отправлюсь к вам, и мы вместе вторгнемся в Адербед-жан по ту сторону Тигра и разрушим древнюю монархию персидских султанов». Нельзя предвидеть, чем кончились бы предприятия Саладина: приготовления были уже сделаны, назначено место для сбора, и в эту самую минуту умирает султан....» В течение своего правления Саладин встретил только одно упорное сопротивление со стороны христиан, и именно западных. Потому он и считал своими врагами только франков; он называл их врагами Аллаха, и войну с ними священной войной. По словам Боаэддина, говорить об этой войне составляло для него особенное удовольствие. Он охотно покидал семью, детей, дом, чтобы в целости отдаться этой войне. «Лучшее средство понравиться ему, -говорит Боаэддин, было говорить так же, как он. Вследствие того и я решился поднести ему небольшое сочинение, где говорилось об обязанностях священной войны; я собрал там все стихи Алкорана, которые имеют отношение к этому предмету и все устные предания Магомета, где заключаются намеки на то же. Султан часто читал мой труд и, умирая, передал его своему старшему сыну. Вот еще один случай, продолжает Бо-аэддин, в котором я был лично заинтере