в монастырях о религии не думали нисколько или очень мало; но покойный с Божьей помощью привел все в прежний порядок и поселил в духовенстве религиозность, возвратил прислуге свободу, богатствам обилие, зданиям их украшение; его заботы, труды и заслуги для своей кафедры и своих людей были так велики, что его можно было принять не столько за восстановителя, сколько за основателя. В этом отношении ему помогало и его рождение, и честность, и почетное общественное положение. А именно, он был внук императора Генриха IV, племянник Генриха V по матери, единоутробный брат короля Конрада (III) и дядя ныне благополучно царствующего августейшего императора Фридриха (I); родился же он от знатнейшего князя в государстве Леопольда, маркграфа (Австрии) и Агнесы, дочери Генриха IV, императора; двоюродными братьями его были Конрад, епископ Падуанский, Леопольд, герцог Баварии, и Генрих, герцог Австрии; сестры его Гертруда, герцогиня Богемская, и Берта, герцогиня Польская, также маркиза Монфер-ратская, родительница императрицы Испании. Таково было знаменитое его происхождение и знатное родство. Научными сведениями он был снабжен не так, как то обыкновенно встречается, и между епископами Швабии считался первым и в числе первых, так, что не только обладал знанием Писания и понимал его таинственный смысл и значение, но и был почти первым, который занес в нашу страну тонкость философских сочинений и книг Аристотеля относительно топик, аналитики и эленхов (in topicis, analyticis et elenchis). Вследствие таких и других многих преимуществ и по причине знания светских дел и изумительного красноречия, он весьма часто с твердостью защищал интересы церкви перед королями и князьями, и это снискало ему немалую славу, а слава, как водится, породила зависть; но он неустрашимо разрушал козни своих противников и честно выходил честным без всякого ущерба для себя из всякого спора. Свой образ жизни он устроил по образцу устава цистерцианцев (то есть монастыря Сито, Citeaux); у них же он был сделан сначала аббатом в монастыре Моримунде и снискал такую похвалу, что мог бы сказать себе: «Поднимайся, друг, выше». Возведенный в звание епископа, когда уже остыл в нем жар юности и усыпились страсти пылкого возраста, он, отклоняя от себя греховные прелести и не давая веса суду людскому, начал трудиться больше для Бога, которого не может обмануть ни совесть, ни сердце, и старался жить по слову Евангелия: «Да не знает твоя левая рука того, что делает правая». Таким образом, если в нем и осталось что- нибудь из суеты прежней светской жизни, то впоследствии все подобное очистил и истребил язык порицателей, этот острый меч. Но что и говорить об этом? Когда вышеупомянутый император Фридрих отправился в итальянский поход, и он должен был бы идти, как человек необходимый и полезный для дел империи, но ему удалось отказаться, и как человек богобоязненный, он предпочел остаться среди молящейся братии, нежели среди бранного шума, и мог бы сказать: «Господи, приими меня молящегося с братией, которая....», и проч. Получив от императора благосклонное согласие на то, чтобы остаться дома, он препоручил себя и удрученную печалями церковь его милостям и, предвидя пророчески свою кончину, из опасения, чтобы церковь не пострадала после его смерти, просил для нее свободы избрания, как то делалось в прежние времена в других церквах. Получив согласие на такую просьбу, он возвратился домой. Когда некоторым была предсказана его смерть в видениях или во сне, Оттон вознамерился навестить капитул цистерцианцев и, несмотря на болезнь и слабость тела, предпринял тяжелый путь и прибыл в монастырь Мо-римунд. Там, пролежав несколько дней в постели и не сомневаясь больше в своей смерти, был помазан по обычаю св. елеем и составил в порядке духовное завещание относительно своего имущества; заботясь также и о спасении своей души, он приказал подать себе в руки одну книгу (вероятно, одно из богословских сочинений Оттона) и передал ее людям книжным и богобоязненным, прося рассмотреть, не оскорбляет ли кого-нибудь то, что он мог сказать в пользу магистра Гильберта, и предоставляя им все