Близ Никеи находится укрепление Циви-тот; недалеко от него лежит рукав моря, по которому ходят днем и ночью собственные корабли императора вплоть до самого Константинополя; на них доставляется в лагерь подаяние бесчисленным бедным и ежедневно им раздается. В наше время, как мне кажется, во всей вселенной не найдется государя столь знаменитого своими доблестями. Твой отец, моя возлюбленная, раздавал много, но все это ничто по сравнению с ним. Мне было приятно сказать тебе что-нибудь об императоре, чтобы ты знала, что это за человек. Дней через 10, в продолжение которых он удерживал меня с почетом, я простился с ним, как с отцом. Он сам распорядился приготовить мне корабли, при помощи которых я быстро переплыл спокойный рукав моря, омывающий Византию. Рассказывали, что этот Константинопольский рукав бурен и опасен; но это выдумка, ибо по нему можно плавать так же спокойно, как у нас по Марне или Сене. Оттуда мы вошли в так называемый рукав Св. Георгия и направили свой путь к Ни-комедии, городу, опустошенному турками, где блаженный мученик Панталеон пострадал за Христа и где тот морской рукав имеет свое начало и конец. Потом мы поспешили, благословляя Бога, к великому городу Никее. Никея же, моя возлюбленная супруга, окружена более чем 30 башнями и удивительными стенами. Мы нашли в ней турок, отважных защитников, и бесчисленную рать Господню, которая уже в течение четырех недель вела с никейцами смертельную борьбу. Незадолго до нашего прибытия в лагерь Со-лиман (Килидж Арслан), султан Турецкий, приготовившись к войне, напал неожиданно с огромным войском на наших, имея в виду прорваться в город и помочь своим; но по Божественному милосердию случилось иначе, нежели он думал. Наши, выйдя с поспешностью, жестоко приняли турок, и они, обратив тыл, ударились в бегство. Продолжая настойчиво преследование, христиане многих из них перебили и гнали на большом пространстве, нанося бегущим раны и смерть. Если бы не скалистые горы, неизвестные нашим, то в этот день враг испытал бы великое и невознаградимое бедствие. Из наших же при этом никто не погиб. После мы соединенными силами сделали несколько отчаянных приступов и метательными орудиями и луками умертвили многих турок, и даже знатных. Из наших были убиты некоторые, но весьма немногие: из именитых рыцарей (nominativus miles nullus) никто, кроме Бал-дуина, графа Ганца из Фландрии. Наши богоспасаемые князья, видя, что Никея находится в отчаянном положении, но простым оружием взять ее нельзя, построили высокие деревянные башни с бойницами и всякого рода снадобьями. Турки же, заметив то, отправили в страхе гонцов к императору с предложением сдать город в его руки, с условием вывести их из города, хоть нагими, и наложить оковы, но с сохранением жизни. Узнав о том, император, уважаемый всеми, явился к нам, но побоялся войти в город, чтобы народная толпа, любившая его, как доброго отца, не задушила от радости. СТЕФАН, ГРАФ БЛОА (ETIENNE, COMTE DE BLOIS). Граф Блоа известен также под другим именем Генрих Блоа наследовал своему отцу, Тибо Блоа, и принадлежал к числу самых богатых участников Первого крестового похода. Он считался одним из образованнейших людей своего времени и особенно прославился как поэт, так что современники называли его Цезарем на войне и Вергилием в поэзии. Его жена, Адель, или Алиса, дочь Вильгельма Завоевателя, была знаменита также своим творчеством; о ней говорили: copia dictandi torrens. Сын их, Стефан Блоа, в 1135 г. вступил на английский престол. Во время похода в Палестину он писал своей жене три раза: первое письмо из Константинополя утрачено и сохранились только два последних, из Никеи и Антиохии. Никейское письмо помещено в собрании Мабильона, ученого XVIII в.: Museum Italicum. Par., 1724. T. I, с. 237. Оно замечательно как почти единственный латинский памятник, в котором император Алексей Комнин находит для себя панегирик, в противоположность показаниям других западных писателей той эпохи.