Рауль Ханский ПОХОД ТАНКРЕДА ДО ПРИБЫТИЯ ЕГО В ЛАГЕРЬ ПОД НИКОЕЙ. 1096-1097 гг. (между 1112 и 1118 гг.) Пролог Благородное дело рассказывать о подвигах знаменитых князей! Оно спасает от забвения всякое событие; прославляя мертвых, мы воодушевляем тем переживших их и готовим добрый урок потомству, еще прежде чем оно успело явиться на свет. Таким образом оживает прошедшее, рассказываются победы, прославляются победители, клеймится трусость, возвышается доблесть, преследуется порок, внушается добродетель; одним словом, оказываются важнейшие услуги. Потому мы должны со вниманием читать то, что было написано, и писать, что заслуживает чтения, дабы, читая древнее и описывая новое, мы могли бы в древнем удовлетворить свою любознательность и приготовить что-нибудь подобное же для потомства. Когда я предавался часто подобным размышлениям, передо мной предстало воспоминание о том счастливом странствовании, о том поте, который мы пролили для возвращения Иерусалимской церкви, нашей матери, ее наследия, и для истребления идолопоклонства и возвеличения веры, так чтобы каждый мог справедливо рукоплескать, восклицая: «Смотри, Иерусалим, к тебе пришли издалека твои сыны и твои дочери; Иоппе и многие другие разрушенные города восстали». Из всех тех, которые содействовали такому славному предприятию, мне довелось сражаться в звании рыцаря под начальством Боэмунда (Тарентского), когда он осаждал Дураццо, и несколько позже под начальством Танкреда, когда он освободил Эдессу, осажденную турками. Ежедневные разговоры их беспрестанно вращались около того, как там-то турки были обращены в бегство, а там-то франки мужественно сопротивлялись; как в одном случае неприятель был перерезан, а в другом как отнимаемы были у него города; как Антиохия была взята ночью посредством хитрости и как завоевали Иерусалим среди белого дня силой оружия. Но, увы! Припоминая таким образом прошлое, они говорили также, что нас пожирает леность, между тем как поэты древности находили в литературных занятиях величайшее наслаждение. А между тем они писали баснословные выдумки; почему же люди нашего времени, эта толпа лентяев, жужжащих наподобие улейного роя, молчат о победах воинства Христова? Когда оба этих князя, бывало, начнут рассказывать о всех событиях, мне всегда казалось, не знаю почему, они бросали взгляды на меня, как бы желая тем сказать: «Мы говорим для тебя, мы на тебя рассчитываем». Таким образом, они оба поощряли меня к труду, но особенно Танкред, благосклоннее которого не было между князьями, ни великодушнее, ни обязательнее. Когда он меня настойчиво побуждал взяться за дело, сердце мое всякий раз отвечало ему втихомолку: «То, о чем ты просишь меня при жизни, получишь не иначе, как после смерти, если я переживу тебя; я не буду хвалить тебя заживо, но я тебя похвалю после смерти; я вознесу тебя, когда ты завершишь свои подвиги; ибо только в таком случае ни гордыня не овладеет тем, кого хвалят, ни тот, кто хвалит, не унизится до лести. Тогда и завистливый смолкнет, и ропот прекратится, потому что с твоей смертью прекратятся те подарки, которыми ты беспрестанно осыпаешь меня при жизни; и ядовитые языки не будут иметь право называть меня продавцом, а тебя покупателем сказок». К этому побуждению отложить мой труд присоединилось еще и другое обстоятельство. Не доверяя собственным силам, я ожидал, что кто-нибудь другой, более способный или еще более обласканный Танкре-дом, посвятит себя горячо этому же труду. Но я вижу, что они не обращают никакого внимания на это дело, другие завязли в своей лени, а некоторые о преступление ропщут и отказываются от участия. Увы! К чему привели все ласки, щедроты и подарки Танкреда, славы князей, которыми