Однажды вечером г-н Арно привел во дворец Рамбуйе маленького Боссюѳ из Дпжопа (ныне это — аббат Боссюе, славягцийся своим ораторской искусством), дабы поразвлечь Маркизу его проповедями (проповедовать Боссюе начал с двенадцати лет). Вуатюр сказал: «Никогда иѳ видел, чтобы проповедовали так рано и так поздно». Во время осады Парижа Саразен написал в стихах письмо к г-ну Арно, не обращаясь к нему но имени и называя его mareschal, ибо Арно был в ту пору mareschal-de-camp}3 Это слово попало в обиход, и, поелику в то время печатали решительно все, письмо было опубликовано под заглавием: «Тень Вуатюра — маршалу де Граммопу». Г-жа де Сенто после этого вбила себе в голову, что Вуатюр не умер (это только доказывает, что она не присутствовала при его смерти), приводя в качестве довода, что только Вуатюр мог так написать. Шаплен Шаплен — сын парижского нотариуса; он был гувернером-наставив ком сыновей г-на де Ла-Трусса, Великого прево. Бутар говорит, будто для пущей ваншости Шаплен носил шпагу — и даже перестав быть па ставником детей прево, по-прежнему не расставался с нею. Родители Шанлена, не зная, как заставить сына снять шпагу, попросили Бутарв с ним поговорить, но тот вместо уговоров пошел на хитрость: он выдумал, будто кто-то, якобы вызванный на дуэль, просит Шаплена быть его секундантом, и наш Шаплен тотчас же повесил шпагу па гвоздь. Он стал бывать во дворце Рамбуйе в пору начала осады Ларошели Г-жа Рамбуйе говорила мне, что одевался он так, как одевались лет десять тому назад: носил атласный кафтан сизо-голубиного цвета, подбитый зеленым плюшем и отороченный узкою басояною тесьмою, сизо-голубой или зеленой в крапинку. На нем всегда были нелепейшие сапоги с не лѳпейшпмп отворотами, вместо кружева он носил тюль. Впоследствии, даже в черном платье, он выглядел также дурно: мне думается, что у него сроду пе было пнчего нового. Маркиз де Лизани не помню уж в каких стихах — сейчас они утеряны — говорил: Я в вожеласовых чулках И в башмаках Шанлена. Хотя парик и шляпа у пего были старые-престарые, дома он носил еще более засаленный парик и еще более затасканную шляпу. После смерти его матери я видел на нем траурную повязку, до того выцветшую, что опа превратилась в желтую. Помнится, оп носил куртку из черной тафты в крапинку; не иначе как опа была сшита из старой юбки его сестры, у которой он живет. В комнате у него можно помереть с холоду, кямпп он почти не топит.