ему во всем. Он ушел от нее прежде, чем проснулась подруга; и, поскольку в этих маленьких городках жители зачастую проводят время Друг У Друга, никто не нашел странным, что ou вышел рано поутру из такого дома, куда всяк входил в любой час. Потом отец женил сына, а тот пошел на это, не желая ему перечить. Жена Лафонтена говорит, будто он настолько витает в облаках, что порою почитает себя неженатым недели три кряду. Это кокетка, которая вот уже некоторое время ведет себя весьма вольно; его это нисколько не беспокоит. Ему говорят: «Такой-то милуется с вашей женой». — «По мне, — отвечает он, — пусть каждый делает, что может; мне на это наплевать. Она ему надоест, как надоела мне». Его равнодушие бесит эту женщину. Она сохнет от тоски; он же влюбляется на каждом шагу. Когда некая аббатиса на время приехала в город, Лафонтен приютил ее у себя, и однажды утром его жена застала их вдвоем. Он так и не успел сделать того, что хотел, отвесил поклон в вышел. Маркиза де Рамбуйе Г-жа де Рамбуйе, как я уже говорил, — это дочь покойного маркиза Ппзапи и г-жи Савеллп, вдовы одного из Орспни.1 Ее мать была женщиной смышленой; она нарочно говорила с дочерью ио-итальянски, дабы та одинаково владела в этим языком и французским. С этой дамою очень считались при Дворе, и Генрих IV посылал ее вместе с г-жой де Гиз, управительницей Дворцового штата Королевы, навстречу Королеве-матери в Марсель.2 Она выдала свою дочь, не достигшую еще двенадцатилетнего возраста, за видама Майского,3 дав ей в приданое десять тысяч экю. Г-жа де Рамбуйе говорит, что с самого начала она считала своего мужа, бывшего в ту пору вдвое старше ее, человеком взрослым, сложившимся, а себя ребенком, что это представление навсегда у нее осталось и заставляло ее относиться к мужу с еще большим почтением. Ежели не считать тяжб, не было на свете мужа более обходительного. Маркиза признавалась мне, что он всегда был в нее влюблен н не верил. Что можно быть умнее ее. По правде говоря, ему не так трудно было обращаться с нею обходительно, ибо все ее желания всегда были разумны. Тем не менее она клянется, что, когда бы ей позволили не выходить замуж до двадцати лет и не стали бы принуждать к этому и далее, она осталась бы в девицах. Я полагаю, что она способна была бы так поступить, когда вспоминаю о том, что уже с двадцати лет оиа отказалась от посещения Луврских ассамблей. Она говорила, что не ВИДИТ ничего привлекательного в том, чтобы наблюдать, как люди толпятся у дверей, стремясь туда попасть, и ей случалось иной раз уходить в дальнюю комнату, дабы посмеяться над дурными порядками, существующими на этот счет во Франции. Не то чтобы она не любила развлечений, но опа ценила их в узком кругу. Все это довольно странно для красивой моле