должность адмирала, а посему г-н де Монморансп охотно согласился обсудить вопрос о должности адмирала Западного флота, которую занимал. Г-н де Гиз в вопросе о должности адмирала Восточного флота был менее уступчив и в итоге лишился званий и Адмирала и губернатора Прованса. О всемогуществе Кардинала рассказывали историю, которою Буаробер потешал Его Высокопреосвященство. Полковник Хейлброн, шотландец, человек уважаемый, проезжая верхом по улице Тиктон, вдруг чувствует, что его подпирает. Он бросается в ворота дома какого-то горожанина и облегчается тут же на дорожке. Выбегает хозяин и поднимает шум; паш полковник крайне смущен. Тогда его слуга говорит горожанину: «Мой хозяин служит у г-на Кардинала». — «О, сударь, — отвечает горожанин, — коли вы служите у Его Высокопреосвященства, вы можете... где вам угодно». Это тот самый полковник, который говорил на своем тарабарском наречии, что, ежели пуля свое назначение имеет, избежать ее никак невозможно. Отец Жозеф, показывая пальцем па карту, говорил: «Речку мы перейдем здесь». — «Но, господин Жозеф, — отзывался полковник, — ведь ваш палец не мост». Кардинал устроил так, что Король обратил внимание на Лафолепа, дворянина из Турени, и приказал ему, якобы без ведома Кардинала, ни на шаг не отходить от Его Высокопреосвященства, пе допускать, чтобы его слишком утомляли, и требовать, чтобы с ним беседовали лишь в тех случаях, когда необходимо сообщить ему нечто весьма важное. Это было до того, как у Кардинала появился постельничий и учреждена была его личная охрана. Этот Лафолен был самым знаменитым едоком при Дворе. Другие говорили: «Эх, хорошо бы нынче ПООХОТИТЬСЯ!». — «Эх, хорошо бы сейчас прогуляться!». —- «Эх, хорошо бы сыграть в мяч, потанцевать!» и т. д., а оп твердил одно: «Эх, хорошо бы нынче поесть!». Выходя из-за стола, оп читал благодарственную молитву так: «Господи, будь МИЛОСТИВ ко. мне и дай переварить все, что я съел». Наш д'Эпернон был одним из самых стойких людей, но и ему пришлось пойти на мировую, и он приехал верхом в Моптобап для свидания с Кардиналом. «Перед вами, — сказал д'Эпернон, — несчастный старик». Кардинал не мог ему простить, что, когда во время осады Ларошели кто-то застал д'Эпернопа с молитвенником в руках, тот заметил: «Приходится волей-неволей заниматься чужим ремеслом, раз другие занимаются нашим». Сына своего он назвал кардиналом Валэ.26 Зато он сильно напугал Ришелье в Бордо, явившись к нему в сопровождении двухсот дворян в то время, как тот был один и лежал в постели. Этого Кардинал никогда ему так и не забывал. Когда Кардинал был назначен генералиссимусом в Италии, д'Эпернон заметил в шутку, что Король оставил за собой одну лишь обязанность — исцелять от золотухи;27 а когда г-н д'Эффиа был пожалован маршалом Франции, он заявил ему: «Вот, господин д'Эффиа,