Не приотворялся ли алхимический Сезам, когда в него стучалось христианское средневековье как культурное целое? Не приотворялось ли это средневековье, когда в него просился притворившийся одичавшим от одиночества адепт? Не подтачивала ли мирская практика и не расшасГов^Г^ Га пРр Уделами ли? Но как раз здесь-то и завершает себя представление об алхимии как едва ли не выпавшей из средневековья, стран Еощб7аХ —=0^— пТо-ра" Гонг"реГн1ГеакеТовВыНхе врем "Ѵх-° в" рГнДстевВаехКЗдЬесьВРиетМаем ГйчѴс 'ГтѴг дѴ "нГ Ѵр а н и ц е На м еж к у л ь тури ом! межвремен но По г. р а ни чье. Тринадцать заповедей «Изумрудной скрижали», или образ мира в зеркале алхимии Идея гармонической связи всего со всем, такой связи, которая формирует космос как живой организм, целостный и нерушимый,— центральная идея, владеющая всеми помыслами адепта, считающего все начала неразрывно связанными в бытии как различные части в одном целом. Уроборос гностиков -первичная материя, проникающая все материальное ЕѴ ТО паѵ— «единое — все» или «все как одно» Вместе с тем часть И не пускает на порог Кого не надо, словно про замкнутых адептов написал две последние строки Борис Пастернак (1965, с. 481). «Кого не надо....» И все-таки кт о надо, тот оказывался и на пороге, и за порогом — в стенах алхимического дома.