ït Г^ольТ ^^^^Г^Т^^^^ контексте средневековой культуры, предтечей новонаучного европейского знания: «....самый образ занятий, царствовавший в середине н конце средних веков,—это всеобщее устремление всех к чудесной науке, это желание выпытать и узнать таинственную силу в природе, эта алчность, ;ыКх я°сноВСкеииУиАтаРиИриИзСнакВ J^S^SKSSTS шкогдабы н Гразвились и пГдостагТи бы ^ мая даже простодушная вера их Г духов и обвинения в Гбщении с ними обшТп^глошмн^сти магическим чѵдолейством Ближе к пониманию избраннической миссии алхимика оказался страстное "вттание, насилие; оттого, что он делает золото, гомункула в фантаТии находнГ^ U« помочи Гслучае "уИдь^ввИит"» вон» (1954, зД. 256И 257). Но средние века у Герцена оказываются целиком растворенными Средневековое сознание было двойственным по самой своей сути 5. Здесь следует принять во внимание мысли Ф. Энгельса об алхимии, сводящиеся, во-первых, к тому, что алхимия в свое время была необходима; во-вторых, что существует связь между алхимией и религией; и, накода^ГГ^ тиооот^ ™UePa' Ме"Та °0К0Р"ТЬ Как видим" парадокс исторического бытия алхимии проницательно точно отмечен Ф. Энгельсом, считавшим алхимию существенно необходимым элементом средневековой культуры и представляющем собой со- в Уже Августин в «De civitate Deb близко подходит к этой мысли: «Два града сделали две любви; земной град —любовь к себе до пренебрежения богом; град небесный—любовь к богу до пренебрежения собою» (с. 222). Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 277; т. 21, с. 293.