дешь отменные речи. Но, как ты думаешь, не сделать ли нам с тобой для начала славного ребеночка?... В первый момент Жанна не понимает. Она молча смотрит на Бодрикура. Потом ее брови взлетают кверху, а рука застывает в протестующем жесте. Такое капитану не раз приходилось видеть. Но вот что странно и необычно: девушка совсем не проявляет боязни. Ей не страшно, что этот громадный человек может сейчас подняться и сломать ее. Она абсолютно спокойна, как будто наверняка знает, что этого не произойдет. — Нет, дорогой сир Ребер, — говорит она решительно,— об этом и не помышляйте. Господь не допустит ничего подобного. Чтобы иметь силу, я должна остаться чистой и незапятнанной перед богом и людьми. И сир Ребер сразу скисает. Черт возьми, а ведь девка права! Брюхатой она и гроша стоить не будет.... Сир Ребер не отличался чрезмерным благочестием. Он не страшился господнего гнева. Но он всегда умел хорошо соблюдать свои материальные интересы. • Когда же ты хотела бы отправляться? — спрашивает капитан после долгой паузы, не зная, как окончить затянувшийся прием. • Ехать сейчас, — отвечает Жанна, — было бы лучше, нежели завтра. Но выехать завтра будет лучше, чем откладывать отъезд на более позднее время. ГЛАВА 2 Великая жалость В основе всего была жалость. Жалость породило горе. Горе принесла война. Войну Жанна знала с тех пор, как помнила себя. Война была повсеместной, постоянной, неотвратимой как рок. Подобно чуме или моровой язве опустошала она города и села, распахивала поля под кладбища, сеяла ужас и смерть.