|
|
|
|
|
|
|
|
использует технологию Google и индексирует только интернет-
библиотеки с книгами в свободном доступе |
|
|
|
|
|
|
|
|
Предыдущая
| все страницы
|
Следующая |
|
|
Жильсон Этьен
Философия в средние века
стр. 4
проницая весь мир своей силой и направляя его своею любовью, она открывает духу
сокровенный смысл вещей, устройство Вселенной и свойства элементов (стихий). Когда она
объясняет мир мысли благоразумного, она открывает ему также и смысл истории, начало,
середину и конец времен. Создательница и устроительница всех вещей, Мудрость Божия,
одна только и может их объяснить. И здесь никакая истина не выражается в терминах,
выведенных человеческим разумом: мир и сама Мудрость суть лишь творения и дары Бога.
Это — главный момент, забвение которого — постоянный источник заблуждений. Он
должен остаться нашим правилом толкования и в случае на первый взгляд более сложном,
каковым является начало Евангелия от Иоанна. Действительно, в нем появляется целый ряд
терминов и понятий, созвучие которых с философскими терминами и понятиями
невозможно отрицать. И в первую очередь — это понятие Логоса, или Слова. Вначале было
Слово; оно было у Бога; все было сотворено Им; в Нем была жизнь, и жизнь была свет
человеков. Это греческое понятие Логоса имеет явно философское происхождение, в
основном связанное со стоицизмом, и впервые его употребил уже Филон Александрийский
(ум. ок. 40). Но какую роль играет оно в четвертом Евангелии? Можно допустить, как это
часто и делалось, что понятие греческой философии замещает здесь христианского Бога,
навязывая тем самым христианской мысли то первоначальное отклонение, которое она
Введение 10
никогда не сможет преодолеть. Значит, настал решающий момент: эллинизм и христианство
вступили в контакт. Которое из двух этих начал поглотит другое?
Предположим, что эллинизм победил. Тогда мы оказались бы свидетелями события
действительно чрезвычайной важности: философия Логоса, объясняющая создание мира
действием этой высшей умопостигаемой силы и, возможно, видящая в ней залог
освобождения и спасения, сталкивается с еврейской религиозной сектой, которая
проповедует идею пришествия Мессии, принимает этого Мессию, а значит, и воплощение
Слова. Операцию этого рода и проделали гностики, но именно поэтому христианская
религия так решительно откажется от всякого смешения с ними. Будь такое возможным, это
бы и произошло, но в Евангелии от Иоанна произошло совсем не это. Произошло прямо
противоположное. Исходя из конкретной личности Иисуса, объекта христианской веры,
Иоанн обращается к философам, чтобы сказать им: то, что они называют Лотосом, — это Он;
что Логос стал плотью и обитал с нами, — и мы видели Его (Ин. 1:14), хотя это и
непереносимое оскорбление для душ, которые ищут чисто спекулятивного объяснения
мира. Утверждение, что именно Христос и есть Логос, — не философское, а религиозное. Это
прекрасно выразил Э. Пюш: «Насколько я знаю, все заимствования христианства из
эллинизма сводятся скорее к заимствованию понятия, которое может служить для
философской интерпретации веры, а не является составным элементом этой веры».
Тот факт, что христианская религия со времен четвертого Евангелия усвоила столь важное
философское понятие, сам по себе не является решающим событием. Но тем самым — и это
гораздо важнее — само христианское Откровение не только сделало правомерным
предшествующий характер всех теологических и философских умозрений, но навязало
именно такое их усвоение. Вот почему теологические и философские спекуляции неизбежно
свелись к этой проблеме. Утверждать, что под именем Логоса Христос — Бог, что все было
создано Им и в Нем, что Он есть жизнь и свет человеков, — это помимо теологии Слова
значило с самого начала обратиться к метафизике божественных идей и ноэзе* озарения.
|
|
|
Предыдущая |
Начало |
Следующая |
|
|
|