образом преследовала любое инакомыслие, не останавливаясь перед пытками и казнями, в конце XV — начале XVI в. усиливалась критика ортодоксального богословия и его этико-религиозной концепции. В переписке и сочинениях светских авторов звучат мотивы, далекие от кротости и терпения, безропотного следования наставлениям пастырей. «Ересь городов — а она собственно является официальной ересью средневековья — была направлена главным образом против попов, на богатства и политическое положение которых она нападала... средневековые бюргеры требовали прежде всего... дешевой церкви. Реакционная по форме, как и всякая ереев, которая в дальнейшем развитии церкви и догматов способна видеть только вырождение, бюргерская ересь требовала восстановления простого строя раннехристианской церкви и упразднения замкнутого сословия священников»1. Слова Ф. Энгельса в полной мере справедливы при общей оценке новгородской и московской ереси конца XV в. Как уже было сказано, взгляды еретиков разделяли многие представители низшего духовенства, а в Москве — даже митрополит Зосима, которому приписывают слова, якобы сказанные после того, как предреченный церковными ортодоксами в 1492 г. «конец света» не состоялся: «А что то царство небесное? А что то второе пришествие? А что то воскресение мертвым? Ничего того несть, умер кто ин, то умер, по та места и был»2. Важно подчеркнуть, что именно в среде московских еретиков (кружок Федора Курицина) рассматривались философско-этические вопросы и предлагались решения, прямо противоречащие церковной ортодоксии. В «Лао-дикийском послании» Федора Курицина, в «Эллинском летописце», переписанном и прокомментированном Иваном Черным, осуждались грубые суеверия, аскетическое безбрачие, в противоположность ортодоксальной идее о предопределенности людских поступков божественным провидением (в духе паламитов) утверждалась свобода воли («самовластие души») — даже без ссылки на Иоанна Дамаскина, т.е. без того компромисса с ортодоксией, ко-