князя и его антипода. «То обстоятельство, что добродетели механически присоединяются к другим добродетелям без внутренне объединяющей их связи, привело к легкому совмещению идеалов светского и церковного. В произведениях светской литературы к пружинным добродетелям князя, рисующим его добрым воином и добрым главой дружины, тщивым на пиры, щедрым и храбрым, присоединяют духовные добродетели аскетического характера: нищелюбие, смирение, постничество и благочестие. С другой стороны, в житийных характеристиках пружинные добродетели легко присоединяются к церковным и осеняются венцом святости. Так было в характеристиках князей, погибших от татар, так было и в Житии Александра Невского.... Характерно проникновение церковного элемента по преимуществу в изображение отрицательных персонажей светских произведений — врагов внешних и внутренних. Положительный идеал был главным образом светский; церковные добродетели лишь механически присоединялись к характеристике светских героев, к основным светским, феодальным добродетелям. Но коль скоро речь заходила о дурных поступках, о врагах, летописец становился целиком на церковную точку зрения и приписывал отрицательному персонажу, по преимуществу, церковные грехи и недостатки. В церковной литературной традиции светский автор находил сильные слова осуждения, яркие краски и твердую почву для морализирования». В образах князей того времени отразился идеал мужественной красоты. Этот идеал приобретал особую торжественность и парадность под пером летописца, будучи поставлен им на службу интересам феодалов»1. В отличие от княжеской характеристики, где светские добродетели стояли на первом плане, нравственный идеал духовенства с наибольшей яркостью выражен в образе святого, отшельника. Такой подвижник изображен Нестором (конец XI в.) в «Житии Феодосия». Тридцать лет провел Феодосии в трудах и бдении. Никогда не радел о своей плоти. Рясу носил худую, обнажившись до пояса, сидел, «прядя шерсть для плетения обуви и распевая Да