|
|
|
|
|
|
|
|
использует технологию Google и индексирует только интернет-
библиотеки с книгами в свободном доступе |
|
|
|
|
|
|
|
|
Предыдущая | все страницы
|
Следующая |
|
|
В.Г. ИВАНОВ
История этики средних веков
стр. 196
по словам его ученика, друга, а позже — жизнеописателя Поссидия, никакого особого устава в обители не было,
не было и крайностей аскетизма: «Мера соблюдалась во всем... середина между обилием и скудостью... для
гостей и немощных — мясо за трапезой; вся посуда глиняная, каменная или деревянная, а ложки —
серебряные». Женщин, приходивших в обитель, даже сестру, престарелую игуменью, до самого конца жизни
Августин никогда не принимал наедине, всегда в чьем-либо присутствии1.
В 391 г., после смерти Адеодата, приехав в Гиппон, Августин «так полюбился тамошней пастве, что
однажды в церкви буйная толпа окружила его, схватила и по тогдашнему обычаю повлекла насильно к
епископу, «с великим криком» «Посвяти! Посвяти!» И епископ Валерий рукоположил его в священники. «Он
же горько плакал», — вспоминает Поссидий.
«Полно, не плачь, скоро будешь и епископом!» — утешал его народ, думая, что плачет он от обиды, что
рукоположен только в священники. «Плакал же он потому, что страшился великого бремени священства».
«Нет ничего страшнее духовного сана, все равно большой он или малый, — вспоминает сам Августин. —
Только что начал я тогда учиться править ладьей Господней, как принудили меня, еще не умеющего держать
весла в руке, — стать у кормила». «Не за то ли, — думал я, — что порицал я ошибки других пловцов... желает
посрамить меня Господь? — Вот отчего плакал я тогда».
И через пять лет, в 396 г., когда, по смерти Валерия, будет посвящен, также насильно, в епископы Гиппонс-
кие, — опять будет плакать, как маленькие дети плачут от страха. «"Я все еще только младенец перед лицом
Твоим, Господи, parvuhis sum. — Но даруй мне, что повелишь, и повели, что хочешь", — с этим он и принял
тяжкий дар священства»2.
Приведя рассказ Поссидия, Д. С. Мережковский добавляет: «В этом сочетании все еще как "мирских", почти "языческих" серебряных
ложек и уже глубоко монашеского страха "плотской похоти", libido, даже в лице родной сестры-старицы, в этом сочетании "Аврелий—
Августин", грешный и святой, "солнечный" и "лунный", — весь, как живой» (МережковскийД. С. Лица Святых. От Иисуса к нам. М.,
1997. С. 102).
|
|
|
Предыдущая |
Начало |
Следующая |
|
|
|