После того как рухнуло мое добери и к ним, я подумал: "Верно, полагатьс можно только на показания рассудка... Но тогда заговорили чувственные данные: "А почему ты полагаешь, чт доверие твое к показаниям рассудк не подобно тому доверию, которым MI пользовались у тебя? Ведь ты раньш доверял нам, а потом пришел рассудо] и опроверг нас, и если бы не рассудок ты наверняка бы еще продолжал доне рять нам. А не может ли быть так, чт (за постигающей способностью рассудк; имеется другой судия, готовый по явиться и опровергнуть рассудок та! же, как это сделал сам рассудок, когд; он появился и опроверг решение чувств. И если подобная постигающее способность еще не проявляла себя, т это отнюдь не доказывает невозможность ее существования... " И когда мысль эта охватила меня сжигая душу мою, подобно искре высекаемой из огнива, я попытало* 364 излечить себя от этого недуга, но сделать это оказалось нелегко, ибо избавиться от него можно было лишь с помощью доказательства, а доказательство невозможно, если оно не построено на первичных принципах». Газали попытался узнать, что думают об этом другие ученые. Прежде всего он проштудировал книги, написанные мутакаллимами, представителями калама, мусульманской рационалистической теологии. Их попытки дать рациональные объяснения всем религиозным вопросам, разрешить трудности веры с помощью разума, логики были небесплодными, освобождали от многих заблуждений. Но утверждения, на которых настаивали мутакаллимы, не обладали, как заметил Газали, характером «необходимого», достоверного знания и не могли удовлетворить его пытливый ум. Покончив с учением калама, аль-Газали принялся за философскую науку, «фальсафу» — так в арабской культуре называлось направление, которое