одна из самых сильных сторон автора, ср. ст. 5442). Изощренный литературный ход, вынуждающий влюбленных обмениваться за встречу в церкви всего одним коротким словом, вкладывает в их уста серию убыстряющихся строк, которые, будучи сведены воедино, реминисцируют построенную по тому же принципу коротких диалогических реплик известнейшую (и вызвавшую к жизни дальнейшие подражания) песню трубадура Пейре Роджьера: • Увы! — В чем боль? — Умру. — Чей грех? • Любви. — К кому? — Да к вам. — Как быть? • Лечить. — Но как? — Хитря. — Начни ж. • Есть план. — Какой? — Придти. — Куда? • В дом ванн. — Когда? — В удобный день. • По мне. Эта изысканная литературная реминисценция в растянутом на сотни строк, как бы анаграм- мированном в тексте диалоге влюбленных, не единственная в романе. Большой интерес представляет в этом отношении описание выступлений на свадебном пиру трубадуров и жонглеров, — здесь дается длиннейший перечень исполняемых ими произведений и их сюжетов (592 — 709), своего рода конспект средневековой хрестоматии (см. прим. 37 — 63). Свобода, с какой рассказчик привлекает для иллюстрации или усиления своей мысли тексты Овидия и Горация, всегда равноценна искусству, с каким он без нажима, «без швов» включает их в повествование. При этом точность таких цитат дает право говорить о хорошем знакомстве автора непосредственно с античными произведениями, а не только с их франко-провансальскими переложениями. Авторская личная нота слышится за описанием покровительства, оказываемого Гильемом жонглерам: Безвестный ли, иль знаменитый Жонглер был под его защитой, Не голодал, не холодал, У многих он любовь снискал, Даря им лошадей иль платье. (Ст. 1717 — 1721.) описание это предшествует восхвалению собственного, по-видимому, покровителя поэта. Гильем, конечно, и сам поэт (согласно куртуазным представлениям любовь и поэзия — одно): в конце романа он посылает Фламенко послание в стихах (чисто провансальский жанр, введенный трубадуром Арнаутом де Марейлем). Описание миниатюры в рукописи послания (ст. 7100 — 7112) изобличает в авторе знатока книжного дела; другой отрывок представляет знаменательную хвалу чтению, которое помогло Фламенко скрасить двухлетнее заточение, а Гильему преодолеть препятствия (ст. 4803 — 4838). Последнее утверждение - И мог быть только книгочей Придумщиком таких затей - Ср. в самом романе диалогизированные внутренние монологи Гильема и его диалога с Амором (папр., ст. 4011, 4013 и др.). является своего рода автометаописанием самого автора, заимствовавшего мотив переодевания в священническое облачение, чтобы увидеть никогда не виденную им прежде возлюбленную -из друг ого дошедшего до нас провансальского куртуазного романа «Джауффре», а мотив подкопа, через который влюбленный проникает в башню, где его дама сидит за восемнадцатью замками, заточенная ревнивым мужем, — из старофранцузского фаблио «Рыцарь мышеловки» (этот сюжет распространен на востоке с древних времен).