25 Пеньем чарует, так я с твоей помощью мог бы бродячих Собственных коз научить его неведомым песням». Что мне тут было сказать, если он так настаивал страстно? «Из года в год, Мелибей, к Аонийским вершинам в то время, Как изучению прав отдаются другие для тяжеб, 30 Мопс уходит, в тени священной рощи бледнея. Там, вдохновенья водой омытый, насытившись вволю Звучной струей молока и по самое горло им полный, Он призывает меня к обращенной в лавр Пенеиде». «Что же тут делать? — спросил Мелибей. - Никогда не украсишь 35 Ты себе лавром чело, пастухом оставаясь навеки?» «О Мелибей, и почет, да и самое имя поэтов Ветер унес, и без сна только Мопса оставила Муза». Так возразил я, но тут досада возвысила голос: «Блеяньем жалостным все огласятся холмы и поляны, 40 Если в зеленом венке я на лире пеан заиграю! Да убоюсь я лесов и полей, не знакомых с богами. Не расчесать ли мне лучше волос в триумфальном уборе И, коль когда- нибудь я вернусь к родимому Сарну, Русые некогда скрыть зеленой листвою седины?» 45 Он: «Без сомненья, — в ответ, — потому что ты видишь, как быстро, Титир, время бежит: ведь уже состарились козы, Маткам которых козлов мы давали с тобой для зачатья». Я же: «Когда обитателей звезд и круговороты Тел мировых воспою, как воспел я и дольше царства, 50 Голову пусть мне тогда и плющ и лавр увенчают, Только бы Мопс допустил!» «Да при чем же тут Мопс?» — возразил он. «Разве не видишь, что он возмущен Комедии речью, Иль потому, что ее опошлили женские губки, Иль потому, что принять ее совестно сестрам Кастильским?» -