Но вы еще не знаете меня. Скажите, нет ли в доме этом меди, А нет, так, может быть, дадут соседи». «Да нет, зачем, в кладовку я пойду И медное там что-нибудь найду». Принес он меди; ровно унц отвесил Каноник тотчас, говорлив и весел. (Его грехи устал я вспоминать: Язык мой слаб — не может передать То возмущенье, что меня волнует, Но пусть со мною всякий негодует. Я, может быть, смогу предостеречь Несчастных тех, которых, тщась завлечь, Каноник лестью подло обольщает И мастерством коварным завлекает.) Каноник медь в свой тигель положил, Сосуд по горло в угольки зарыл, Засыпал порошок и вылил ртуть И приказал огонь сильней раздуть. Каноника искусны были руки. И всякие проделывал он штуки: Который раз священник в дураках Оказывался. Вот и тут монах Сплав вылил в форму, опустил все в воду И замутил ее, насыпав соду. Потом, с молитвою над чаном встав, Он засучил широкий свой рукав И, руку опустив на дно сосуда, Достал пластинку медную оттуда И незаметно спрятал, а туда, Пока мутна была вокруг вода, Из рукава серебряную плашку Вмиг опустил. Потом, схватив бедняжку Священника, как бы шутя, за грудь: «Да что же вы? Помочь хоть чем-нибудь Вам не мешало б. Руку опустите И, что на дне там, сами поглядите». Вздохнул священник от волненья тяжко И вытащил серебряную плашку. Сказал каноник: «Вы скорей меня Орудуете. С этими тремя Пластинками мы к ювелиру сходим, И серебро, как месяц на восходе, В огне калильном лик свой обнажит. И пусть душа моя в аду горит, Коль тот металл не чист, не полновесен». От радости весь мир казался тесен Священнику, он был на все готов, И оба, не теряя лишних слов, Пошли испытывать металл добытый, Еще от гари ими не отмытый. У ювелира он испытан был Огнем и молотом, и подтвердил Им ювелир: товар вполне добротный. Он купит серебро у них охотно.