Скажи, в чем наша состоит вина? Не в том ли, что душа у нас полна Любви к Христу, что мы всегда готовы Святое имя защищать Христово? Дороже жизни имя это нам». Префект ответил, помолчав немного: «Иль нашим жертву принести богам, Или от вашего отречься бога Должна ты, — вот к спасению дорога». С улыбкой, осветившей ей уста, Ответила любимица Христа: «Судья мой, принуждая к отреченью От горней чистоты, меня ты сам На тяжкое толкаешь преступленье. - Лукавит он, — ужель не ясно вам? Ведь это видно по его глазам». «Молчи! — вскричал префект, — ни слова боле! Про власть мою ты не слыхала, что ли? Что воле ты подчинена моей, Тебе — скажи! — ужели неизвестно? В моих руках и жизнь и смерть людей. Гордыню брось, — гордыня неуместна». Она в ответ: «Я говорила честно, Не гордо, — ибо гордости порок Нам ненавистен и от нас далек. Коль не боишься правды, то скажу я Тебе во всеуслышанье, судья: Сейчас изрек ты похвальбу пустую, Сказав: «И жизнь и смерть дарую я». Не так уж безгранична власть твоя. Что жизнь отнять ты можешь, я согласна, Но в остальном ты хвастаешь напрасно. Скажи, что смерть в руках своих несешь, И прав ты будешь; все же остальное -Лишь похвальба бесстыдная и ложь». Префект сказал: «Смирись передо мною И жертву принеси! Глаза закрою На то, что ты со мной груба была; Закон философа — не помнить зла. Но не стерплю, чтоб ты мне поносила Богов, которыми гордится Рим». Она ответила: «Судья немилый, За время, что с тобой мы говорим, Ты каждым словом убеждал своим, Что как чиновник ты годишься мало И быть тебе судьею не пристало. Поражены, должно быть, слепотой