Там Януарий, в предвкушенье сна, Сидел спокойно на краю кровати. Свою супругу тысячью объятий Намучивши, он лег и захрапел, А Мая вышла, словно бы для дел, Которых, несмотря на все желанье, Не избежишь, и, прочитав посланье, Его разорвала в клочки. Затем Их бросила — куда, понятно всем. Как на душе теперь у Май милой, Когда с ней рядом муж храпит постылый? Вдруг кашлем прерван мужа сладкий сон. Глаза продравши, Маю просит он Все снять с себя. «С тобой вкусить утеху Желаю, молвит, платье мне помеха». Что было делать ей? Лишь покориться. Но тут остановлюсь, — ханжам сердиться Дать повод не хочу, молчу о том, Чем были заняты они потом, - И в рай ли, в пекло ли попала Мая, Вечерний звон их поднял.... Я не знаю, Судьба ль тому виной была, иль случай Природы ли воздействие могучей, Иль, может быть, стечение светил, Особенных исполненное сил, В чьей власти нежный пол сводить с ума При помощи любовного письма (Ведь все на свете свой имеет срок), Лишь бог нам это разъяснить бы мог. Которому открыты все причины, - Мне в эти нечего влезать глубины, - Но верно то, что в этот день покоя Лишилась Мая, жалостью такою Проникшись к Дамиану, что о нем Забыть была не в силах и о том Мечтала лишь, чтоб излечить больного «Пускай меня осудят все сурово, - Так думала она, — мне дела нет! Ах, он дороже мне, чем солнца свет, Его люблю, хотя б он нищим был». Вовек всесилен состраданья пыл Над благородным сердцем. Надо честно, Однако же, признать, что повсеместно Есть женщины, — их встретишь каждый день, - Чья грудь таит не сердце, а кремень. Оки погибнуть дали б Дамиану, Ему елея не пролив на рану, И этим бы на весь гордились свет, Себя убийцами не сознавая, нет. Больному Дамиану сострадая, Письмо наутро написала Мая, В котором изложила, не таясь, Свои все чувства, про свиданья час И место не сказавши ни полслова: Ему отдаться, мол, всегда готова.