Пусть я уродлива, стара, бедна, Но мной награда определена, Я от нее никак не откажусь И за все золото не соглашусь, Что под землей еще лежит незримо, Не стать женой твоей, твоей любимой». «Любимой! — он вскричал. — Скорей в аду Согласен быть. Во всем моем роду Еще никто так не бывал унижен». Но все напрасно, и, судьбой обижен, Он с нею тотчас же помолвлен был И как невесте перстень свой вручил. Не думайте, что я жалею слов, Чтоб описать весь шум и блеск пиров И то веселье, что на свадьбе было: Ведь что за пир, коль мужу все постыло? Нет, не было ни празднеств, ни веселья, Когда от алтаря на новоселье Украдкой молодую он провел И так был опечален, мрачен, зол, Что целый день, как филин, укрывался И всех вокруг стыдился и чурался. И, удрученный, лег он с ней в постель И, расшвыряв в сердцах цветы и хмель, Ворочался, от горя ошалелый, И на него с улыбкою глядела Постылая уродина жена. Так ночь текла в мучениях без сна, И наконец жена ему сказала: «Мой милый муж, того ль я ожидала? Хоть не сказала б я, чтоб ты был груб, Но ты на ласку, друг мой, слишком скуп. Ужель такая у тебя натура? Иль при дворе у короля Артура Вас учат так вести себя с женой? Что ты — безумный или же больной? Я жизнь тебе спасла, ты это знаешь, И все ж меня так сильно обижаешь. Скажи, могу ли чем-нибудь помочь, А то уж на исходе наша ночь». «Помочь! Какая мне поможет сила, Помочь мне может разве что могила. Ты так уродлива и так стара. Я рыцарь королевского двора, А ты безродная, так что ж дивиться, Что ночь идет, а ты еще девица И что я места не могу найти. Меня лишь смерть одна могла б спасти». «И это все, что так тебя тревожит?» «Свести с ума и половина может Того, что я сегодня пережил». «Когда б меня как следует любил, Тебе бы я помочь в беде сумела И ночи в три исправила б все дело. Но ты твердишь — твои богаты предки