Итак, кончаю. Вывод мой таков: Нам ждать беды от этих вещих снов. А про слабительные знаю только, Что не помогут против снов нисколько - Ведь яд они, и злейшему врагу Их не дал бы; терпеть их не могу. Об этом хватит, есть приятней темы. Хоть в радости мы слишком часто немы, Но ваше лишь увижу я лицо, Вокруг очей багряное кольцо, Пою ниспосланную богом милость И забываю страхи, хворь и хилость. Ведь так же верно, как «In principio» Mulier est hominis confusio, 146 A это означает по-латыни, Что женщина — небесный дар мужчине. Когда же ночью мягкий ваш пушок Зазябнувший мне согревает бок, Любимая, мне, право, очень жалко, Что наш насест коротенькая палка, Что не могу вас ночью потоптать: Ведь в жердочку одну у нас кровать; Вас так люблю и вами так горжусь, Что снов и знамений я не боюсь». Тут соскочил петух с своей насести, И все супруги с ним спорхнули вместе, Их, чтоб не разбредались далеко, Он начал звать хрипучим ко-ко-ко.... Он выступал с осанкой горделивой, Звал Пертелот к себе нетерпеливо, И в шею ласково ее клевал, И раз до двадцати пяти топтал. Топорщил гриву, что свирепый лес, И кукарекал, надрывая зев. И, пыжась, он ходил лишь на когтях, Чтоб пяток не коснулись грязь и прах. И кокококал он, найдя зерно, И доставалось Пертелот оно, Хоть все супруги тотчас отзывались И опрометью на призыв бросались. Так он ходил, как царь в своей палате. На этот раз о нем, пожалуй, хватит. Поздней я расскажу, что с ним стряслось. Со дней, когда творенье началось (Что было в марте), тридцать дней прошло, И майских два вдобавок, и взошло На сорок с лишним градусов светило, И во всю мочь в глаза оно светило, Когда петух в кругу прекрасных жен Шел по двору, гордыней упоен. Но вот на солнце зоркий глаз скосил он, От женщины соблазн мужчине (лат.). И во весь голос миру возгласил он