Мне тяжко слышать, что глубоко пал Герой, который в славе пребывал, И с облегченьем, с радостью я внемлю Тому, как наполняют славой землю, Как низкий званьем славен и велик Стал и пребыл. Его победный клик Бодрит мне душу и дает отраду. Об этом и рассказывать бы надо». Трактирщик тож: «Клянусь колоколами Святого Павла. Ишь как перед нами Он раззвонился: «Туча, мол, сокрыла От них злой рок». И что еще там было В «трагедиях» его. Да просто срам Так плакаться и сокрушаться нам Над тем, что уж невесть когда случилось. И прав сэр рыцарь, сердце омрачилось, Вас слушая. Увольте, сэр монах, Уныние нагнали вы и страх На всю компанию. Побойтесь бога, Что портить вашим спутникам дорогу! В рассказах этих нету ни красы, Ни радости. Хотел бы попросить Вас, сэр монах, иль как вас там, сэр Питер, Быть веселей, как весел ваш арбитр. Ведь если б не бренчали бубенцы Уздечки вашей, прежде чем концы Сведете вы трагедии с концами, Клянусь Фомы преславными мощами, Заснул бы я и носом прямо в грязь Свалился бы, чего я отродясь Не позволял себе. А для чего Когда рассказчику и мастерство? Клянусь я небом, правы мудрецы те, Что заповедали нам: «Братья, бдите: Кто не обрел внимающих ушей, Не соберет плодов своих речей». А я, — недаром стреляный я волк, - В историях уж я — то знаю толк. Что ж, сэр монах, потешьте доброхота И расскажите вы нам про охоту». «Ну нет, — сказал монах, — пускай другой Вас тешит, я ж рассказ окончил свой». Хозяин наш ругнул его в сердцах, Крест помянул и прах его отца И к капеллану с речью обратился: «Друг, сделай так, чтоб дух наш ободрился. А ну-ка, сэра Питера позли И всю компанию развесели. Не унывай, что под тобою кляча, А что уродлива она — тем паче. Везет тебя кобыла — ну и ладно, Лишь было б только на сердце отрадно». «Согласен, сэр. — тут капеллан сказал. - Изволь, хозяин, чтоб ты не скучал, Припомню сказку, но коль скучно будет,