В песок зарылся челн, да так глубоко, Что никакой отлив его не брал: Ей эту пристань сам Христос избрал. Дворецкий поспешил спуститься к морю, Чтоб посмотреть, что принесла волна, И увидал: в ладье с тоской во взоре Сидит, казну держа в руках, жена. Его с мольбою горестной она Пресечь ей дни тотчас же попросила, Освободить от жизни, ей постылой. Он понял речь ее, хотя она Испорченной латынью объяснялась, И снял ее с разбитого челна, К ней ощутив почтение и жалость, Себя назвать Констанца отказалась И к господу, колени преклонив, В слезах горячий вознесла призыв. Потом сказала, что от мук скитанья Давно лишилась памяти она. Дворецкий слушал, полон состраданья, Растрогалась до слез его жена. Констанца рвения была полна Всем угодить, всем оказать услугу, И нрав ее очаровал округу. Дворецкий, как весь край в то время, был Язычником, жена Гермгильда тоже; Но добрую язычницу пленил Нрав чужестранки тихой и пригожей. И вот Констанца, этот ангел божий, Гермгильде вымолила благодать, И та решила христианкой стать. На Севере в то время участь злая Над головой повисла христиан; Язычники, закон свой утверждая, Их изгоняли из подвластных стран. В Уэльс бежал крещеный бриттов стан, И там себе пристанище на время Нашло гонимое судьбою племя. Но втайне кое-кто из христиан Христово исповедовал ученье И лишь вводил язычников в обман. Из трех таких, под самой замка сенью Ютившихся, один лишен был зренья; Но зрение духовное ему Давало видеть сквозь густую тьму. В день солнечный и жаркий это было, Дворецкий вместе со своей женой В сопровождении Констанцы милой