И забурчало громко в животе; Руками он зашарил в темноте. Тут Алисон окно как распахнет И высунулась задом наперед. И ничего простак не разбирая Припал к ней страстно, задницу лобзая. Но тотчас же отпрянул он назад, Почувствовав, что рот сей волосат. Невзвидел света от такой беды: У женщины ведь нету бороды. «Фу! Что за черт! Ошибся я немножко». «Ошибся? Да!» — и хлоп его окошком. И повалился на землю простак. «Ох, не могу. Ошибся он! Дурак! - Покатывался Николас в светлице. - Да от такого впору удавиться». И это слышал все Авессалом И понял, что забрался кто-то в дом. «Ну, ладно, смейтесь», — он ворчал сквозь зубы. Кто трет, кто оттирает рот и губы Песком, листвой, соломой, тряпкой, пальцем? Авессалом. Не будем над страдальцем Смеяться мы и жалобам мешать: «Я душу сатане готов продать, Чтоб он помог мне с ними расквитаться. Глупец! Глупец! Не мог я догадаться И пакостное место оплевать!» Тут начала любовь его сбывать И ненавистью вскоре обратилась, Когда представил он, что с ним случилось. Вмиг исцелясь от своего недуга, Неверную он клял, и клял он друга. Как выдранный мальчишка, плакал он При мысли, сколь позорно посрамлен. И тошно стало тут ему до рези, И вспомнил он о кузнеце Жервезе. Кузнец в ту пору сошники ковал, А ученик горнило раздувал. Авессалом позвал его: «Жервез!» А тот в ответ: «Кто это там прилез?» «Да это я». — «Кто я?» — «Авессалом». «Чего ж ты ломишься в семейный дом В такую пору? Прямо от красотки? Иль обалдел ты от любви и водки? И что за спех? Иль ты не можешь лечь И надо что-нибудь тебе прижечь?» Авессалому было не до шуток, Он весь дрожал, растрепан был и жуток. «Друг дорогой, — сказал он тут Жервезу, - Сошник горячий нужен до зарезу. Тебе его сейчас же возвращу, А днем в харчевне пивом угощу». Жервез в ответ: «Хотя бы расплавлял Я золото, а не простой металл, И то бы другу не было отказу.