Р. Амбелен
Тайный внутренний круг тамплиеров
стр. 289
лена в монастырь. 15 января 1611 г., выйдя из него, она направилась к королеве Маргарите, которая когда-то отказалась взять ее к себе в услужение. Добившись того, что ее согласились принять и выслушать, она рассказала все, что знала о д’Эперноне и Генриетте д’Антрэг, сообщила, что принимала Равальяка по рекомендации последней, когда та была в Маркусси, а также то, что временно жила у мадемуазель дю Тийе.
Маргарита де Валуа, бывшая супруга Генриха IV, не сохранила добрых воспоминаний о своем муже, который хотел подстроить ей, как он выражался, «каверзу» и не заботился об обуздании своих сексуальных бесчинств. Она попросила Жаклин д’Эскоман зайти к ней вновь на следующий день. А на следующий день, 17 января 1611г., когда она стала повторять в подробностях свой рассказ, Мария Медичи, королева Франции, коронованная накануне убийства своего супруга, и регентша королевства, была поставлена в известность. За портьерой подслушивали верные ей люди: вездесущий д’Эпернон и Пьер Жаннен. Последний, бывший лигист и бывший советник герцога де Майенна, главы «Священной лиги», которого Мария Медичи назначила в 161 б г. суперинтендантом финансов, отнюдь не симпатизировал Жаклин д’Эскоман.
По его приказу она была арестована и препровождена в Консьер-жери. Это не только не утолило ее жажду справедливости, но и вдохновило на немедленное сочинение нового обвинения, гласившего, что по приказу маркизы де Венейль был отравлен Тома Робер, прево из Питивье, который находился в тюрьме, куда он был заключен после убийства короля. Выслуживаясь перед семейством д’Антрэг, он допустил неосторожность, сообщив об убийстве Генриха IV еще в тот момент, когда оно только совершалось! Обвиненный в связи с этим в сообщничестве, он мог заговорить под «пыткой». Генриетта д’Антрэг заставила его замолчать навсегда.
Было решено устроить очную ставку мадемуазель дю Тийе и Жаклин д’Эскоман. Очная ставка обернулась в пользу последней. Слуга дю Тийе подтвердил обвинение д’Эскоман в том, что его хозяйка «содержала Равальяка во время его пребывания в Париже». И дю Тийе была вынуждена признать сей факт. Эта важная подробность осталась бы неизвестной, если бы мы не обнаружили ее в переписке Фоскарини, посла Венеции, который сообщил ее сенату Светлейшей республики (т.е. Венеции. — Прим. ред.).
Поэтому Пьер де Л’Этуаль в своем «Журнале Генриха IV», говоря о Жаклин д’Эскоман, отмечал: «Она хорошо и разумно говорит, будучи решительной, твердой и постоянной, без всяких отклонений в своих ответах и обвинениях, подкрепленных очень вескими доказательствами, что очень удивляет судей».
Нужно сказать, что обвиняемая не шла напролом. Как следует из тех же писем венецианского посла в сенат, она утверждала, что «Равальяк очень часто наведывался к мадемуазель дю Тийе, фаворитке герцога, что маркиза де Вернейль играла важную роль в этом деле, так