Р. Амбелен
Тайный внутренний круг тамплиеров
стр. 267
только отталкивало от него культурных людей, но и создавало ему смертных врагов.
Чтобы нас не обвинили в предвзятости, ограничимся цитатой из книги Раймона Риттера «Генрих IV собственной персоной» (издательство «Альбэн Мишель», 1944):
«Тем не менее уже известно, что такие тонкости абсолютно чужды Генриху IV, и лучше всего это можно заметить, выявив в его обращении и в его словах по отношению к собственным детям такую непристойность, которая, будучи ужасной сама по себе, предстает совершенно возмутительной в поведении отца. И в конце концов напрашивается вопрос, не является ли эта непристойность инстинктивным выходом сексуальной озабоченности стареющего фавна.
В сущности, это явление скорее физиологического, а возможно, и патологического характера, нежели чисто психологического. Особенно если вспомнить пристрастие сладострастного разбойника к молоденьким девушкам, а на последней стадии своей жизни и своей любовной карьеры — его явно извращенную манию больше всего ценить в своих амурных победах лишение их девственности.
Возникает серьезный вопрос, не утолял ли он бессознательно одно из самых тайных проявлений своей ненасытной чувственности, граничившей с развратом, внушая похотливые образы в ответ на первое плотское любопытство, свойственное детям, и развращая таким чудовищным образом детские души.
Ничего удивительного при таких обстоятельствах, когда малолетний принц (будущий Людовик XIII), наигравшись «в очень личные игры» в кровати со своим отцом, начинает произносить новые слова и говорить вещи постыдные и непристойные, сообщая, что «эта штуковина» у его папы гораздо длиннее, чем у него, что она «вот такая длинная», и показывая при этом половину своей вытянутой руки».
Если, как утверждают физиономисты, душа откладывает свой след на лице человека в течение всей его жизни, ничего удивительного нет в том, что лицо Беарнца превратилось к концу жизни в лицо фавна, сатира, в засаде выслеживающего юных нимф.
По донесениям тайного агента, во время разграбления города Сэн-Жан-Пье-де-Пор протестантскими войсками, которыми он формально командовал, 14-летний Генрих Бурбон, будущий король Наваррский, якобы допускал самое страшное кощунство в городской церкви, всаживая в распятие кинжал и расстреливая из аркебузы статую Девы Марии. Нужно ли в этом усматривать ненависть и почти сознательное отречение от того, что олицетворяли тогда эти два изображения: безмолвный запрет на проявление его инстинктов, главным образом сексуальных?
Кстати, неверно величать добром то, что шло у него в основном от равнодушия. Неверно утверждать, что это он тайно пропустил повозки, груженные хлебом, в осаждаемый им же Париж, где люди